Таймыр должен жить как Аляска: интервью с Денисом Теребихиным

Я родом из Норильска, от него до Волочанки 400 км. Был довольно-таки успешным человеком, занимался бизнесом, баллотировался в депутаты. Но моя компания обанкротилась. Столкнулись мы с административными и финансовыми препятствиями неодолимой силы. Я стал работать на государство, отвечал за снабжение.

Но справляться с тем миром было просто не по мне. Я бежал оттуда как можно дальше, как можно глубже. И начал новую жизнь. Встретил свою любовь, мою жену, она коренная, долганка. Мы – люди образованные. Оба закончили государственные столичные университеты. Знания, опыт и силы позволяют нам делать все, что мы можем, для дела просвещения. Мы решились переехать в Волочанку. Потихоньку мы восстанавливали школу, выбивали деньги, подавали на гранты, открывали кружки, возили детей на гастроли. Просвещение продолжается на Таймыре.

Нет, все гораздо сложнее. В поселке 50% нганасан, это древнейший народ Арктики, окутанный легендами. А долганы – другая половина, это один из самых молодых народов на планете, им всего лет 200.

Коренные народы консервативны и осторожны. Многие не хотят перемен – ни в лучшую, ни в худшую сторону. А осторожны они, я думаю, потому что их часто предавали.

Поэтому на первых порах нового человека рассматривают. Мне тоже понадобилось время, чтобы мне поверили, чтобы за мной пошли. Были разные ситуации, нельзя сказать, что все тут в ладоши хлопают нам за наши начинания.

Разве интересно что-то менять, когда ты отработал 30 лет на одном месте без всяких вопросов? На любую нашу деятельность, в которой содержалось революционное зерно изменений, администрация отвечала. Вскрывала в ней реальные пласты недоработок. Например, чтобы содержать собак в кружке спорта, должна работать ветеринария. Мы хотим сделать круговую трассу, чтобы вокруг поселка не было больших свалок, но эта идея встречает сопротивление.

Были конфликты с местными руководителями, и власти находили на месте себе опору. Мы, как все люди, в таких случаях, стали думать: может быть, не то делаем?

В итоге мы нашли свой баланс. Мы не готовы сейчас продолжать борьбу за те же свалки. Но и органы, способные нам противостоять, поняли, что мы не собираемся уходить. Обращались в органы вышестоящие, то есть показали зубы: мы будет драться. Это Север. Разошлись на том, что мы будем заниматься этой темой, но в рамках общественной деятельности.

Сегодня у нас курс на сближение с позицией администрации. В прошлом году нас штрафовали за собак по ветеринарии, указывали, что наша деятельность неправильная и незаконная. А в этом году администрация выделила специальные даты под наши соревнования. Нам говорят: «Ребята, есть результат. Можете сделать соревнование».

Для меня север с детства – это олени, собаки. Люди в национальной одежде – парках. Это чумы, рыба, мясо. Плюс романтика.

Приехав сюда, я почти ничего этого не нашел. Нет в Волочанке ни одного чума. Я не нашел людей в парках. Не нашел ни одной собачьей упряжки. Единственная – это моя упряжка. Не нашел домашних оленей, они исчезли примерно за 30 лет до меня.

Стоит сделать оговорку. Нельзя сказать, что все утрачено совсем. Но знание традиций, языка, костюмы есть только у старшего поколения. По праздникам они надевают парки и вспоминают традиции. И помните – Таймыр большой, мы говорим только о Авамской тундре.

Воссоздать все, что было, в полном объеме уже нельзя. Мы ставим перед собой задачу познакомить детей с оленем и культурой, завязанной на оленя. Олень – это важная часть традиций народов Севера. Мы, как учителя, обязаны научить детей ухаживать за оленями, работать с ними. Может быть, из сотни кто-то захочет стать оленеводом.

Определенный шаг навстречу традициям вы сделали, возродив собачью упряжку.

У меня много всего в Волочанке. Но особенно мне дорога именно собачья упряжка. Мы массово допускаем к ней, я считаю, что каждый коренной ребенок в Волочанке должен знать, что такое собачья упряжка, уметь ей управлять.

Для детей это большое благо, у них, как минимум, становится интереснее жизнь. В поселке нет ни кружков, ни спортивных секций. Общение с животными нормализует физическую форму. Ты очень часто должен бежать вместе с собаками, это бег не беспорядочный, а определенный. Сани ты, когда надо, толкаешь, а когда не надо – не толкаешь. Там много тонкостей. Это спорт в чистом виде.

Мы могли бы сделать больше, но держать собак означает их учить, содержать, на них ездить. У нас есть круг каюров, но это буквально несколько детей, которые тренируются на постоянной основе. Мы не можем всех тренировать – нет поддержки, финансов, базы. На это тратится около 50% нашего заработка. Мы лично закупаем за свой счет корма, вольеры, оборудование. Делать больше у нас не получается физически.

База для оленей – это ферма. Это уже общий тренд. Содержание и выпас большого количества оленей – бизнес, предполагающий затраты и доходы. Его нужно организовать в виде фирмы. Поэтому сегодня с нашими возможностями мы говорим не о тысячах, а только о десятках запряжных оленей, с которыми могли бы работать дети.

Мы мечтаем создать сельскохозяйственный этнический центр, куда ученики, школы, могут пойти работать с оленьими упряжками и собачьими упряжками. Это большой путь, он называется «этническое образование». Мы хотим по нему пойти. Но это требует больших вложений и длительного времени, финансирования, лицензирования.

Это должен быть проект на перекрестке нескольких направлений: традиционного сельского хозяйства севера, образования. Заработать на оленях, когда их десяток-два, невозможно. При таких масштабах это будет проект за свой счет.

Многие люди очень хотят посмотреть настоящий север. Даже реконструированный. Многие мои друзья готовы приехать на север, даже в очень неуютные условия. Лишь бы там были олени.

В Египет едут не за бедуинами, но туристы готовы платить за то, чтобы на них посмотреть. В Волочанку уже приезжают.
Мы, например, готовы принимать в поселке до 50 гостей в год. Пребывание, само по себе, очень недешевое, но 5 туристов в год позволили бы нам окупать содержание упряжки собак.

Мы столько вкладываем времени в раскрутку поселка! Когда я сюда приехал, то в поисковиках на запрос «Волочанка» было 2-3 упоминания. Если вы сейчас наберете «Волочанка», вы увидите тысячи упоминаний. В основном они связаны с нами.

Информационная работа нужна, чтобы нас не могли обойти стороной ни местные власти, ни региональные, ни какие другие.

Власти хотят показать свою работу и помогают тем территориям и населенным пунктам, которые на слуху и на виду. Волочанка четыре года назад была мало кому известным населенным пунктом. А сегодня спросите про север, всплывут «Норильский никель», каюры, что-то еще и Волочанка.

Я жду ответа из Министерства сельского хозяйства. Но ответы от других структур я уже получил. Для меня картина выглядит так. В Красноярском крае масса административных подразделений, которые финансируются для обустройства жизни на Таймыре. Но они между собой не могут разобраться, кто чем занимается. Большой вопрос, занимается ли кто-то из них чем-либо реальным.

Но я чувствую, что к работе с нами стало больше внимания со стороны чиновников. Они стараются отвечать более вдумчиво по письмам, надеюсь, и с большим эффектом. У нас снова появилась надежда. Наверное, ситуация идет к перезагрузке. Краевые власти, думаю, поняли, что в глубинке не надо всех воспринимать как беспомощных дурачков, которые сложат лапки. Они еще и кусаются, они еще что-то хотят и на что-то надеются.

Мы просто за этим наблюдаем, они прилетают сюда за казенный счет на самолетах, вертолетах. Каждая конференция об оленеводстве, которых в год проходит великое множество, стоит дороже, чем возобновление оленеводства. Мы хотим, чтобы ручеек от этих трат шел этой земле и к нашим детям.

Меня поражает и вдохновляет одно и то же. Норильск, глядя из отдаленных поселков, это вообще не север, это Нью-Йорк и Лас-Вегас. Там есть дороги, магазины и госуслуги. В поселке Волочанка этого нет. Но здесь живут хорошие люди. Меня поражает то, как им трудно, с другой стороны, как просто. Слов у меня не хватает. Вдохновляет, что каждое наше действие, инициатива, даже если не очень получается, меняет ситуацию в лучшую сторону. Мы радуемся каждой победе.

Здесь нет канализации. Знаете, что это значит? Нет канализации, вечная мерзлота кругом, и обычное ведро. А за окном зима и пурга. Соответственно весной, представляете, что творится? И это не «свинство» – это жизнь! Мы, одни из первых в поселке, привезли биотуалет. Сколько было торжества!

То же самое было в школе, здесь были дырки. Понимаете? Школьная канализация – дырка в доске, а внизу бочка. И все! Минус 50. Дети, женщина-учитель, и ты тоже. Сегодня мы это поменяли, сегодня это теплый, утепленный туалет, там стоит биосистема и так далее. И вот, каждое такое изменение заставляет меня радоваться и улыбаться, быть довольным собой и своей работой.

Я считаю, что Волочанка должна жить и выглядеть примерно так, как живет и выглядит Аляска. Однозначно Север должен сохраниться. Таймыр – это, прежде всего поселки. Таймыр – это быт и традиции коренных народов, таким он должен быть. Безусловно, дикие места, далекие места, но однозначно комфортные, уютные, развитые, на своем уровне. Это развитие жилищного фонда и развитие малой авиации, снабжение, льготы. Долгие годы происходит урбанизация населения, и не всегда вольно, коренные уезжают из поселка в Дудинку и далее. Потому что нет условий для жизни, нет работы.

Норильск, Дудинка – это дальние городе, созданные инженерами из Москвы и Петербурга – металлургический центр и морской порт для вывоза продукции металлургии. Это промышленные центры, которые «пожирают» людей. Но это не Таймыр, с точки зрения традиций обычаев и культуры. Моя мечта – чтобы в поселки начали возвращаться люди коренные. Чтобы они возвращались к себе на родину, занимались оленеводством, получали за это деньги. Чтобы их не обдирали коммерсанты за три копейки, скупая задарма у них биоресурсы.

Каждый должен начать работать, а не заниматься «очковтирательством». Ни один нормативный акт не должен противоречить здравому смыслу. Здравый смысл на севере: должна развиваться малая авиация, биозащита, экологическая защита, сохраняться традиции. Что диктует здравый смысл, должны делать все. Я – в школе, врач – в больнице, также начальник поселка, глава района. Все усилия должны быть направлены на то, чтобы сохранить Таймыр интересным и комфортным.

Но становятся важны совершенно другие вещи, амбиции, мнение начальника и т.п.. Люди забывают про свой дом, цели и задачи, про то, что останется после них. Сотни тысяч людей устроились на работу, прожили всю жизнь, – и ушли из жизни в никуда, в черную пустоту. Их никто не помнит и не вспомнит. А сколько людей, которых реально кто-то помнит и знает? Единицы. Нам надо, чтобы единиц было больше, и они были сильнее, чем те провалившиеся тысячи.